Цветущие луга на юге, пустыни и солончаки на севере. Пейзажи Мали так же пестры, как и жители страны. Веками эти контрасты гармонично дополняли друг друга. Но потом грянула война между правительством, сепаратистами-туарегами и исламистами. Из тени под акацией на пыльную дорогу выходит военный и, передернув затвор, наводит автомат на лобовое стекло. Наш водитель Ларо глушит мотор. Испуганно выбираемся из машины. Солдат вздергивает дуло автомата вверх. «Рубашку подними, — поясняет наш гид Али-Баба. — Он хочет убедиться, что на нас нет поясов шахида!» Слушаем и повинуемся. Похоже, наша поездка по Мали, в которую мы отправились две недели назад, закончится прямо сейчас.

С моего последнего приезда в Мали прошло не так уж много времени. В январе 2013 года я сопровождал миссию «Сервал» — операцию французских вооруженных сил, которые по просьбе правительства Мали прибыли в страну, чтобы подавить восстание туарегов и поддержавших их исламистских группировок. Тогда столица страны Бамако могла в любой момент пасть под натиском джихадистов. Лишь в последний момент французским войскам удалось оттеснить их обратно на север страны. Неужели «воины Аллаха» всерьез планировали захватить двухмиллионный мегаполис на берегах Нигера? Вряд ли. Скорее всего, их целью был захват заложников. В Бамако работают шесть тысяч «тубабу» — так в Мали называют экспатов из Европы и Америки. Вот лакомая добыча для террористов. Если бы тогда в их руках оказались белые, они могли бы шантажом добиться международного признания своего «халифата». Что изменилось в Мали с тех пор? Чтобы выяснить это, я снова прилетел в Бамако и отправился в путешествие по стране.

Первые 250 километров пути из Бамако в сторону города Сегу, расположенного на севере — самые скучные. Здесь власти Мали строят первое скоростное шоссе. Вернее, строят его… китайцы. Типичная картина для современной Африки: потные лица чернокожих рабочих и китайский инженер, бесстрастно взирающий на них. Но сразу за Сегу пейзаж меняется: залитые водой рисовые плантации, поля проса с колосьями выше человеческого роста. Луга с сочной травой, на которых пасутся коровы и козы. Как совместить эту идиллию с нашими представлениями о бедной африканской стране? Ведь в мировом рейтинге человеческого развития Мали занимает 182 место, уступая даже Афганистану. Главный источник богатства в Мали — река Нигер. А она протекает только на юге страны. Много поколений назад в Мали существовала особая «оккультная география», рассказывает самый известный малийский писатель Амаду Хампате Ба. В ней реальные объекты соседствовали с мифологическими. И самым богатым местом на Земле, раем для хлебопашцев, скотоводов, рыбаков, охотников и торговцев, считался «верблюжий горб». Такова форма изгиба главного русла Нигера на территории Мали.

Держим путь на Дженне. Этот город на берегу реки Бани, впадающей в Нигер, считается колыбелью малийской цивилизации. Здесь добывается главный строительный материал в стране — глина. Из чего Аллах создал первого человека? Конечно, из глины. Рецепт творца прост: смешать глину с водой, коровьим навозом, соломой из проса, добавить немного масла из семян дерева ши. И готово. Судя по всему, состав, из которого Всевышний слепил человека, универсален. Во всяком случае, из точно такого же стройматериала в Дженне возводили городскую мечеть Джингеребер — символ Мали. Два минарета и множество башен высятся над глинобитными стенами толщиной до 60 сантиметров. «Есть одна тайна, которую знаем только мы, каменщики, — уверяет Большой Йону, который считается самым опытным зодчим своего поколения. — Кто выдаст эту тайну, умрет на месте». Но тут же сам едва не проговаривается, спохватившись лишь в последний момент: «Секрет, о котором я толкую, заключается в том, что в кладке есть особые кирпичи — камни-обереги. Но где они находятся, я вам ни за что не скажу!» А если мы сами поищем? «Неверным в мечеть вход воспрещен. Таблички что ли не видели?» Видел, конечно. Но Дженне не похож на оплот религиозных фанатиков. Живое доказательство тому — Гельфе Траоре. Он сын имама, но ходит в джинсах и футболке и занимается бизнесом «по милости Аллаха». Траоре говорит мне шепотом: «Я проведу тебя внутрь за 25 франков. Жди у черного хода».

25 малийских франков — это 40 евро. Тариф у Траоре, надо сказать, грабительский. Зато через четверть часа я уже внутри. Глаза привыкают к полутьме. И передо мной предстает завораживающее зрелище. Молельня похожа на сказочный лес из 90 деревянных колонн, обмазанных глиной. Проходы между ними выстланы соломенными циновками и овечьими шкурами. Но несмотря на весь минимализм интерьера, испытываешь такое же благоговение, как в старинном европейском соборе, построенном на века. Впрочем, на вечность строители мечети Джингеребер как раз и не рассчитывали. Первая мечеть, воздвигнутая здесь в начале XIV века, не выстояла под разрушительным напором времени, войн и климата. Нынешнюю возвели заново в 1907 году, но и она прочностью не отличается — в 2009 году из-за ливней часть восточного фасада обрушилась. Но на такие случаи есть целая армия каменщиков, постоянно подновляющих Джингеребер. Для них это способ возблагодарить бога за безбедную жизнь посреди пустыни.

Но почему в мечеть запрещено входить иноверцам? В этом виноваты сами «тубабу», объясняет Траоре: «Как-то раз приехал к нам фотограф из Европы и стал снимать манекенщиц прямо в молельне. Это было уже слишком». Город Мопти расположен у места впадения реки Бани в Нигер. Битый час блуждаем среди торговых рядов на берегу Бани в поисках Фараджи. С этим торговцем солью из народности бамбара я познакомился 28 января 2013 года, когда французы освободили Тимбукту от исламистов. В тот же день из Тимбукту в Мопти пришел баркас с плитами каменной соли для Фараджи. Символ нерушимости тысячелетнего союза между севером и югом Мали, Землей Огня и Землей Воды. Торговля солью в Мали всегда была монополией мавров — потомков арабов, которые в VII-VIII веках завоевали Северную Африку. Но в 2012 году мавры бежали из страха перед чернокожими малийцами, которые обвиняли их в помощи джихадистам из «Аль-Каиды в исламском Магрибе». Когда французы прогнали исламистов из Тимбукту, там началось разграбление домов мавров. «Кто же теперь будет водить соляные караваны?» — спросил я тогда Фараджи. «Какие караваны? Их уже давно нет, — ответил он с лукавой улыбкой. — Мавры теперь возят соль грузовиками». А как же верблюды? «Проданы на скотобойни в Алжир». А кто водит грузовики?

Фараджи выудил рисовое зернышко из пыли под нашими ногами. И поднес к моему лицу. «Без нас, чернокожих, — сказал он, — маврам и зернышко с места не сдвинуть. У них есть деньги, но сила за нами. А соль из Тауденни принадлежит всем малийцам, не только маврам. Пусть себе бегут, нам же лучше. Мы возьмем себе их грузовики и будем сами возить соль». С тех пор прошло восемь месяцев. И вот я хожу по рынку и расспрашиваю торговцев, где мне найти Фараджи. «Он умер, — огорошивает меня один из них. — От болезни. И мать его умерла». Похоже, торговлю солью постигла та же печальная участь. «Теперь нам привозят только кусковую соль из Гао. И стоит она вдвое дороже», — жалуется торговец. Неужели горстке фанатиков удалось разрушить древний союз между Севером и Югом? Ответ надо искать на севере. Где тут можно взять лодку до Тимбукту? Торговец широким жестом обводит берег реки. В день отплытия небо затянуто облаками. Большая 14-метровая лодка оборудована тентом от солнца и гальюном в виде дырки в палубе на корме. Капитан Али Дику — выходец из народа белла, потомок чернокожих рабов, служивших туарегам.

С борта лодки можно вживую изучать экономику африканского Сахеля. Вот фермеры из народности сонгай выращивают рис. А вот на одном из островов мужчины из народности сомоно чинят поставленную на козлы пирогу — они традиционно занимаются столярным ремеслом. Вдруг тишину нарушает пронзительный свист. Солдат на берегу, вооруженный автоматом, жестами велит нам пристать к берегу. Швартуемся к причалу, спрыгиваем на землю. Сидящий под навесом полицейский просит предъявить документы, записывает номер паспорта и говорит по-французски: «Все в порядке. Счастливого пути!»
Но когда мы пытаемся подняться обратно на борт, солдат преграждает нам путь. «Почему ты хотел проскользнуть мимо КПП?», — грозно спрашивает он у нашего рулевого Айюбы Траоре. Тот растерянно бормочет извинения. Солдат тычет Айюбе в живот дулом автомата: «Будь сейчас в Мопти неспокойно, я бы тебя расстрелял».

Он не шутит. Малийская армия печально известна своим произволом. С момента провозглашения независимости Мали в 1960 году правительственные войска внесли не меньший «вклад» в эскалацию насилия на севере страны, чем туарегские сепаратисты. Когда Мопти остается позади, мы попадаем в царство речных кочевников бозо. Сине Томата, которого мы встречаем на второй день плавания — владелец 20-метрового баркаса, обшитого соломенными циновками. Мы проплываем вдоль его борта, я хватаюсь за протянутую руку Сине, и он втягивает меня на широкую крышу баркаса. На корабле вся его семья — 12 взрослых и четверо детей. Бозо живут рыбной ловлей. В районе Гао ловят в Нигере превосходных окуней. А в Мопти продают их по самой высокой цене. Еще одно связующее звено между Землей Воды и Землей Огня.

«В прошлом году Гао захватили террористы, — рассказывает Томата. — Я видел, как они забрали женщин с одной из наших лодок». Что это была за группировка? «Трудно сказать. Но это точно были туареги», — уверен Сине Томата. Он ведет меня в трюм, где среди мебели и бесполезного хлама теснятся женщины и дети. Томата представляет своих дочерей: 19-летнюю Кайю и 16-летнюю Умудили. «Мне приходилось их прятать, чтобы уберечь от насильников», — говорит он мне шепотом. Ночуем на озере Дебо во внутренней дельте Нигера. Сейчас сезон дождей, поэтому Дебо разлилось на 45 километров. В зарослях тростника гнездятся бакланы и цапли. Над водой вьются мириады мошек. Рано утром снимаемся с якоря. И снова смена декораций: безлюдные берега, огромные термитники и редкие хижины, подчеркивающие общее запустение. Отсюда всего три часа ходу до Тимбукту — главного порта Земли Огня.

22 сентября в Мали отмечается День независимости. «Военный парад отменен из-за угрозы атаки террористов-смертников», — сокрушается хозяин «Отель-дю-Дезерт». С момента освобождения Тимбукту в город дважды пытались прорваться группы шахидов, чтобы подорвать себя вместе с солдатами. Пристроившись на сиденье мопеда за гидом, я наслаждаюсь «обзорной экскурсией» по «городским достопримечательностям». В лучшие времена Али-Баба катал по городу американских туристов. А сейчас показывает иностранным журналистам новоиспеченные «памятники» типа «бывшей штаб-квартиры шариатской полиции» и «мест для публичной порки». Но меня интересует рынок. Вернее, соляные ряды. Там у меня назначена встреча с «самым информированным человеком в Тимбукту». Так Сейду Бастос представился по телефону. Его рассмешил мой рассказ о поездке в Мопти. Особенно упреки Фараджи в адрес мавров. В долгополой рубахе «бубу» и роскошном тюрбане смуглолицый Сейду выглядит словно персонаж «Тысячи и одной ночи». Он ведет меня к обшарпанной дощатой двери и тоном визиря приказывает старому сторожу: «Открой дверь перед белым гостем!»

За дверью — соляной склад. Полки забиты запылившимися брусками кристаллической соли. Почему же их не везут в Мопти, где так ждут соль? «Ни один брусок не отправится на юг, пока мавры не вернутся и не дадут на это добро. Так было всегда, так будет и впредь, — говорит Бастос. — Что бы там ни говорили этот ваш Фараджи и его люди, они всего лишь работают на своих хозяев — мавров». Еще немного, и он назвал бы их рабами. Вместе с Бастосом едем на северную окраину города, откуда начинается караванный маршрут к соляным копям Тауденни. Но дорога перекрыта. «Разворачивайтесь! — командует солдат, дежурящий у шлагбаума. — В пустыне хозяйничают террористы. и наркоторговцы». Возвращаемся в гостиницу. Как же нам добраться до Гао? Хозяин отеля говорит, что вроде не перекрыта другая дорога — вдоль южных отрогов гор Ифорас. Там нас тоже могут подстерегать джихадисты, но мы все же решаем ехать.

До Гао тридцать часов пути. Изнемогая от зноя, усталости и нервного напряжения (ведь в каждой встречной машине могли оказаться террористы), на следующий день добираемся до места. Практически на всех перекрестках оборудованы блокпосты. Мешки с песком, крупнокалиберные пулеметы. А гостиницы, где расквартированы представители миссии ООН, больше похожи на бункеры. ы ищем туарегов. В Тимбукту их больше не осталось. Да и в Гао тоже, говорит представитель Красного Креста: «Наверное, сбежали в Кидаль». Значит, поедем в Кидаль. Это на границе с Алжиром, в четырехстах километрах от Гао. «К вечеру доберемся», — прикидываю я. «Если на то будет воля Аллаха!» — уточняет наш гид Али-Баба. Водитель Ларо молчит. о тут из тени под акацией на пыльную дорогу выходит военный и, передернув затвор, наводит автомат на лобовое стекло.